вкладываться в конфликт? Люди откуда-то берут пистолеты и пули. Почему бы нам не прекратить создавать военные разработки, гранатометы, пули и ядерные бомбы? Да, все гораздо сложнее, чем кажется, но почему бы мироцентричным лидерам и командам не начать думать в этом направлении? Я так считаю. Ладно, я немного ушел от темы. Но заметь: это то, на чем спецназовец и снайпер сошлись во мнении.

Итак, Дэмиен, вернувшись с войны, ты чувствовал себя потерянным и хотел найти новую цель жизни. Это происходит со многими парнями и девчонками, которые страдают от посттравматического стрессового расстройства, вызванного военными действиями. Они теряют смысл жизни.

Но ты свой смысл нашел. Расскажи нам как.

ДЭМИЕН: Я стал военным не для того, чтобы служить стране. Я просто хотел приключений. Я отправился в Ирак не за тем, чтобы помочь правому делу. Я просто хотел заработать. Я уехал из Ирака в 2008 году и отправился в Южную Африку, чтобы развеяться. Приехав в Африку, искал не новый смысл жизни, а повод для новой драки. Я провел там одиннадцать месяцев, употребляя слишком много наркотиков и алкоголя, и в этот момент понял, что опустился на самое дно.

Я оказался на распутье. Я слышал о борьбе с браконьерами десяток лет назад, и здесь это был большой тренд. «Эй, – подумал я, – звучит похоже на романтическое приключение, в которое я мог бы вписаться».

И когда я попал туда, то обнаружил там пару вещей, которые изменили мою жизнь. Во-первых, я увидел смотрителей парка, которые оставляли свои семьи на одиннадцать месяцев в году, чтобы служить чему-то более важному, чем их собственная выгода. Я пришел из мира, в котором мы защищаем ресурсы, скрытые в земле, и у меня самого всегда было все необходимое для жизни.

Но эти ребята защищали сердце и легкие планеты. Они находились в опасном районе, где наибольшая опасность исходила не столько от браконьеров, которых они пытались остановить, сколько от животных, которых они пытались защитить. И это заставило меня задуматься о моей жизни. Я почувствовал себя как последнее дерьмо, правда. Я пытался ввязаться в приключение засчет их тяжелейшей работы.

Во-вторых, меня потрясли сами животные. В обычном бою пули всегда летят в две стороны. А в случае с этими животными все было иначе. Это оказалось так несправедливо: убивать животных ради ресурсов или спортивного интереса. И это повлияло на меня так, как, наверное, не повлияло бы десять лет назад. Ирак каким-то образом разрушил все мои подсознательные фильтры и заставил по-другому смотреть на мир.

Животные не мечтают получить машину, чек или дом побольше. В них, в отличие от нас, нет эгоизма. Животные хотят только одного: они хотят жить. И наш вид постоянно отнимает у них эту возможность.

Этого было достаточно, чтобы я послал все к черту. Я неплохо работал продавцом недвижимости, и у меня был уникальный набор навыков оперативника специальных сил, так что я все продал и создал Международный фонд по борьбе с браконьерством. Это случилось почти десять лет назад. Сейчас у фонда есть отделения в четырех странах, он работает в регионах Южной и Восточной Африки. Смотрители, которых мы тренировали и поддерживали, защищают дикие места территорией больше двадцати тысяч квадратных километров, а также миллионы особей животных всех видов и размеров, которые там обитают.

МАРК: Это потрясающая работа. Пожалуйста, расскажи нам о феномене браконьерства, чтобы мы смогли понять. Почему люди этим занимаются? Какие экономические факторы его обуславливают?

ДЭМИЕН: Существует несколько видов браконьерства. Чаще всего встречается браконьерство для пропитания, когда местные просто пытаются таким образом накормить свои семьи. С ними у нас немного проблем. Но еще есть коммерческое браконьерство. Эти браконьеры охотятся за костями и бивнями слонов и рогами носорогов. Эти два вида истребляют сильнее всего. Браконьеры получают по семьдесят тысяч долларов за килограмм рога носорога на черных рынках Вьетнама и Китая.

А один рог носорога легко может весить десять – пятнадцать килограмм. Этих животных стоит прятать в сейфах, а не выпускать бегать по заповедникам размером с небольшую страну.

Когда мы только создавали организацию, она должна была стать хирургическим инструментом, который можно применить на линии фронта и защитить этих животных в их естественной среде обитания. Это очень похоже на миссии, которые я выполнял раньше.

МАРК: То есть изначально вы хотели отправить тактические команды охотиться на браконьеров. Была ли цель убивать их? Или вы просто старались окружить их и арестовать?

ДЭМИЕН: Мы пытаемся окружать их. И мы не единственные, кто следит за этими парнями – я говорю про «парней», потому что чаще всего этой работой занимаются мужчины. Мы также тренировали местных, обучали их.

Больше всего сил и времени уходило на то, чтобы убедиться, что у наших полевых команд четкие мотивы и хорошее руководство. Успех или поражение таких миссий обычно зависит от одного хорошего командира, который может научить своих людей чему-то новому и, что важнее всего, станет проводить с ними время. Сначала мы решили натренировать уже действующих смотрителей и проводить операции и резко выросли как организация. Мы очень быстро многому научились, и я применил то, чему научился в Ираке. Это был процесс постоянной эволюции, когда мы убирали то, что не работало, и сохраняли работающие кусочки. И пробовали дальше, испытывали новые методы, не боялись совершить ошибки.

В те ранние годы у нас случилось несколько крупных провалов, но мы были готовы к ним и учились на этом опыте.

МАРК: Какое влияние оказала на вас та первая часть вашей операции? У вас была возможность измерить его?

ДЭМИЕН: Самый большой наш проект был на границе огромного национального парка Крюгер в Южной Америке, который является домом для трети популяции носорогов всего мира. Большинство из этих носорогов обитает в южной четверти национального парка. У Крюгера есть общая граница с Мозамбиком. В 2015 году восемьдесят процентов всех браконьеров приходили со стороны границы с Мозамбиком, в самое сердце крупнейшей популяции носорогов планеты.

Поразительно, но в Южной Африке было около четырехсот организаций, занимавшихся спасением носорогов. Однако никто не работал на том куске земли, который граничил с Мозамбиком. Она отделяла большую часть мировой популяции носорогов и браконьеров, охотившихся за носорогами, – это самая важная территория для сохранения популяции. Так что мы отправились туда и стали защищать территорию. Мы подключили сто шестьдесят пять сотрудников и четыре государственных организации. Мы построили лучшую ограду, заказали оружие, вертолеты и самолеты – полный комплект. По сути, там были боевые действия, и мы